В конце 2019 г. Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) сообщила о первых случаях пневмонии неизвестной этиологии в городе Ухань [1]. Вскоре данная инфекция распространилась по всему миру, вызвав глобальную чрезвычайную ситуацию в области здравоохранения. Инфекции было присвоено официальное название «коронавирусная инфекция 2019 г.» (COVID-19), а ситуация была охарактеризована как пандемия [2]. В нашей стране, как и во всем мире, главный удар принял на себя медицинский персонал. Врачи, медсестры, санитары оказались подвержены повышенному риску заражения, были разлучены с близкими и вынуждены работать в условиях повышенной физической и эмоциональной нагрузки [3].
Ранее было показано, что медицинские работники (МР), участвующие в ликвидации вспышек тяжелого острого респираторного синдрома (SARS), эпидемии вируса Эбола и ближневосточного респираторного синдрома (MERS), имели высокую частоту тревоги, стресса, профессионального выгорания, расстройств адаптации, посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), депрессии, суицидального поведения и даже психозов [4—6].
Очевидно, что ситуация с COVID-19 не является исключением [7]. Во многих странах уже была проведена оценка психологического состояния МР [8]. По данным одного из последних метаанализов, у МР во время пандемии COVID-19 распространенность депрессии составила 21,7%, тревоги — 22,1%, ПТСР — 21,5% [9]. Уровень профессионального выгорания оценивался в исследованиях несколько реже. По результатам опроса в Италии, частота эмоционального истощения и деперсонализации среди работников «красной зоны» составила 37 и 25% соответственно [10]. Несмотря на большое количество поперечных исследований, всего несколько работ оценивали психическое состояние медицинского персонала в динамике [11—13]. Небольшое количество опросов было проведено в России [14—16]. В большинстве работ [8] используются такие распространенные опросники, как Patient Health Questionnaire-9 (PHQ-9) [17] для оценки депрессии и Generalised Anxiety Disorder (GAD-7) для оценки тревоги [18], в то время как уже предложены более специфичные и чувствительные инструменты для выявления психопатологических симптомов у медицинского персонала, работающего с пациентами с COVID-19. К ним относится новая шкала стресса и тревоги во время вирусной эпидемии-9 (Stress and Anxiety to Viral Epidemics Scale-9 — SAVE-9) [19], которая была переведена на несколько языков и валидирована в ряде зарубежных исследований [19—24].
Цель настоящего исследования — изучить уровни стресса, тревоги, депрессии и профессионального выгорания, а также факторы, ассоциированные с ними, у медицинского персонала, работающего в непосредственном контакте с пациентами с COVID-19, во время первой и второй волн пандемии в Российской Федерации.
Материал и методы
Данное исследование включало два независимых поперечных онлайн-опроса работников «красной зоны» — с 19 по 26 мая, а также с 10 по 17 октября 2020 г. Оба опроса были анонимными и добровольными и включали оценку уровней стресса и тревоги с помощью валидированной русскоязычной версии шкалы SAVE-9 [21] и опросника GAD-7 [18]. Второй опрос включал оценку депрессии с помощью шкалы PHQ-9 [17], профессионального выгорания с помощью двух вопросов, взятых из опросника выгорания Maslach Burnout Inventory (MBI) [25], а также воспринимаемого стресса с помощью шкалы Perceived Stress Scale-10 (PSS-10) [26].
Статистическая обработка полученных данных проводилась в программе SPSS Statistics 21.0. Учитывая, что распределение не было нормальным согласно тесту Колмогорова—Смирнова (p<0,05), все результаты представлены как медианы с межквартильным размахом [МКР]. Для сравнения количественных переменных между группами применялся непараметрический критерий Манна—Уитни. Частоты категориальных переменных сравнивались между собой при помощи критерия Пирсона.
Для оценки ассоциаций между высоким уровнем депрессии (≥10 по шкале PHQ-9), тревоги (≥10 по шкале GAD-7), стресса (≥18 по шкале SAVE-9) [21], воспринимаемого стресса (≥14 по шкале PSS-10), деперсонализации (≥3 по MBI-D) и эмоционального истощения (≥3 по MBI-EE) с факторами риска была применена мультиноминальная логистическая регрессия. Корреляция между общими баллами шкал была оценена с помощью коэффициента ранговой корреляции Спирмена. Уровень значимости во всех тестах был установлен как p<0,05.
Результаты
Демографические характеристики и различия между группами первого и второго опросов представлены в табл. 1.
Таблица 1. Демографические характеристики участников опросов в мае и в октябре 2020 г.
Показатель | Опрос 1 (n=1090) n (%) медиана [МКР] | Опрос 2 (n=1105) n (%) медиана [МКР] | Всего (n=2195) n (%) медиана [МКР] |
Врачи | 548 (50,3) | 941 (85,1)* | 1316 (60,0) |
Младший медицинский персонал | 542 (49,7) | 164 (14,9) | 474 (21,6) |
Женщины | 740 (67,9) | 742 (67,1) | 1482 (67,5) |
Мужчины | 350 (32,1) | 363 (32,9) | 713 (32,5) |
Возраст | 33 [19] | 34 [17]* | 34 [18] |
GAD-7 | 5 [9] | 7 [9]* | 6 [9] |
низкий (0—9) | 812 (74,5) | 700 (63,4) | 1512 (68,9) |
высокий (≥10) | 278 (25,5) | 405 (36,6) | 683 (31,1) |
SAVE-9 | 14 [9] | 15 [10] | 15 [9] |
высокий (≥18) | 331 (30,4) | 378 (34,2) | 709 (32,2) |
низкий (<18) | 759 (69,6) | 727 (65,8) | 1486 (67,7) |
Примечание. Здесь и в табл. 3 и 4: * — p<0,05.
Общий балл шкалы SAVE-9 коррелировал с общим баллом по шкале GAD-7 (коэффициент корреляции Спирмена (rho)=0,565, p<0,001).
Дополнительные характеристики, которые были включены во второй опрос, представлены в табл. 2.
Таблица 2. Наличие контакта с короновирусной инфекцией и клинические характеристики участников опроса в октябре 2020 г.
Параметр | Опрос 2 (n=1105) n (%) медиана [МКР] |
Длительность работы с пациентами с коронавирусной инфекцией | |
менее 1 мес | 121 (10,9) |
1—3 мес | 183 (16,6) |
более 4 мес | 801 (72,5) |
Болели ли вы коронавирусной инфекцией (положительный тест)? | |
Да | 316 (28,6) |
Нет | 789 (71,4) |
Делали ли вы прививку от коронавирусной инфекции? | |
Да | 23 (2,1) |
Нет | 1082 (97,9) |
MBI | 7 [4] |
деперсонализация | 3 [3] |
низкий (0—3) | 689 (62,3) |
высокий (≥4) | 416 (37,7) |
эмоциональное истощение | 5 [3] |
низкий (0—3) | 278 (25,1) |
высокий (≥4) | 827 (74,9) |
PHQ-9 | 9 [10] |
низкий (0—9) | 601 (54,4) |
высокий (≥10) | 504 (45,6) |
PSS-10 | 17 [11] |
низкий (0—13) | 355 (32,2) |
высокий (≥14) | 750 (67,8) |
Результат по шкалам PHQ-9 и PSS-10 значимо коррелировал с общим баллом шкалы SAVE-9 (rho=0,476, p<0,001; rho=0,506, p<0,001).
Самой частой жалобой как в мае, так и в октябре по SAVE-9 было беспокойство о том, что близкие могут заразиться от МР (часто или постоянно об этом думали 62,3% участников). Другие наиболее частые симптомы включали тревогу о своем самочувствии (34,7%), страх подвести коллег (32,8%), а также заразиться самостоятельно (29,6%). По шкале PHQ-9 2,4% МР высказывали мысли о нежелании жить.
Все модели мультиноминальной логистической регрессии для оценки факторов риска были высокозначимы (тест отношения правдоподобия варьировал от 559,98 до 1109,92, p<0,001). Группы с низким уровнем стресса, тревоги, депрессии, воспринимаемого стресса, деперсонализации или выгорания были использованы как эталонные категории.
Результаты, полученные для факторов риска стресса и тревоги в мае 2020 г., представлены в табл. 3, для двух опросов — в табл. 4.
Таблица 3. Влияние пола, возраста и должности МР на уровень стресса и тревоги в мае 2020 г.
Категория | SAVE-9 | GAD-7 | ||||
p | ОШ | 95% ДИ | p | ОШ | 95% ДИ | |
Мужской пол | 0,001* | 0,710 | 0,581—0,866 | <0,001* | 0,481 | 0,390—0,594 |
Возраст | 0,077 | 0,992 | 0,984—1,001 | <0,001* | 0,974 | 0,965—0,983 |
Врачи | 0,727 | 1,035 | 0,852—1,259 | <0,001* | 1,526 | 1,244—1,872 |
Примечание. Здесь и в табл. 4 и 5: ДИ — доверительный интервал, ОШ — отношение шансов.
Таблица 4. Влияние пола, возраста и должности на высокий уровень стресса и тревоги по результатам двух опросов
Категория | SAVE-9 | GAD-7 | ||||
p | ОШ | 95% ДИ | p | ОШ | 95% ДИ | |
Мужской пол | 0,134 | 0,800 | 0,597—1,071 | <0,001* | 0,477 | 0,344—0,662 |
Возраст | 0,026* | 0,987 | 0,975—0,998 | <0,001* | 0,967 | 0,954—0,980 |
Врачи | 0,481 | 0,909 | 0,696—1,186 | 0,262 | 1,177 | 0,886—1,563 |
Результаты регрессионного анализа для опроса, проведенного в октябре 2020 г., представлены в табл. 5.
Таблица 5. Влияние факторов риска на уровень стресса, тревоги, депрессии, деперсонализации, эмоционального истощения и воспринимаемого стресса в октябре 2020 г.
Категория | MBI-D | MBI-EE | PSS-10 | SAVE-9 | GAD-7 | PHQ-9 | ||||||||||||
p | ОШ | 95% ДИ | p | ОШ | 95% ДИ | p | ОШ | 95% ДИ | p | ОШ | 95% ДИ | p | ОШ | 95% ДИ | p | ОШ | 95% ДИ | |
Мужской пол | 0,001 | 0,615 | 0,459—0,824 | <0,001 | 0,498 | 0,379—0,654 | 0,008 | 0,686 | 0,512—0,908 | <0,001 | 0,519 | 0,391—0,688 | <0,001 | 0,543 | 0,415—0,709 | |||
Возраст | <0,001 | 0,974 | 0,961—0,986 | <0,001 | 0,972 | 0,960—0,985 | 0,001 | 0,978 | 0,965—0,991 | <0,001 | 0,971 | 0,959—0,983 | ||||||
Врачи | 0,042 | 1,479 | 1,015—2,157 | |||||||||||||||
Город проживания | ||||||||||||||||||
Москва | <0,001 | 0,580 | 0,432—0,779 | <0,001 | 0,574 | 0,422—0,781 | 0,001 | 0,544 | 0,402—0,736 | 0,003 | 0,636 | 0,473—0,856 | 0,001 | 0,630 | 0,475—0,837 | |||
Санкт-Петербург | 0,004 | 0,445 | 0,257—0,771 | 0,003 | 0,357 | 0,181—0,704 | 0,036 | 0,521 | 0,284—0,957 | 0,022 | 0,517 | 0,294—0,911 | ||||||
Длительность работы с COVID-19 (более 6 мес) менее 1 нед | <0,001 | 0,159 | 0,074—0,343 | 0,002 | 0,149 | 0,044—0,505 | 0,032 | 0,407 | 0,179—0,927 | |||||||||
1—3 мес | 0,002 | 0,552 | 0,379—0,803 | <0,001 | 0,450 | 0,302—0,671 | ||||||||||||
4—6 мес | 0,047 | 0,742 | 0,553—0,995 | 0,013 | 0,647 | 0,459—0,913 | ||||||||||||
Наличие вакцинации от COVID-19 | 0,010 | 0,320 | 0,134—0,765 | 0,022 | 0,180 | 0,041—0,784 | 0,044 | 0,350 | 0,126—0,970 |
Обсуждение
В условиях пандемии COVID-19 МР во всем мире являются одной из самых уязвимых категорией лиц, подверженных развитию стресс-индуцированных психических расстройств, требующих специального внимания психологов и психиатров для организации психологической поддержки и психотерапевтической коррекции [27]. Многие зарубежные исследования сообщают о высокой частоте стресса, тревоги, депрессии и профессионального выгорания у МР. Однако сравнительная динамика психических нарушений у МР в нескольких вспышках пандемии оценивалась редко и еще реже использовались специфичные инструменты для выявления психопатологических симптомов у медицинского персонала, работающего с пациентами с COVID-19. В данной работе у МР, непосредственно сталкивающихся с больными новой коронавирусной инфекцией, были обнаружены достаточно высокие показатели разнообразных психических нарушений, в том числе с помощью новой шкалы SAVE-9, а также выявлен их рост в период второй волны эпидемии и определены основные факторы риска их развития.
Уровни тревоги, депрессии, профессионального выгорания и воспринимаемого стресса у МР в России оказались выше по сравнению с другими странами [8—11]. Такой результат может быть связан с более высокими показателями смертности МР от COVID-19 в Российской Федерации [28]. Нельзя исключить влияние и того факта, что, в отличие от большинства зарубежных исследований [9], все участники опроса работали в «красной зоне». Кроме того, известно, что распространенность эмоционального выгорания у МР выше, чем в среднем в популяции [14].
В то же время уровень стресса по шкале SAVE-9 оказался ниже, чем по результатам опросов в Южной Корее, где средний балл составил около 20 [19, 20], что может быть связано с разницей в демографических характеристиках участников, а также с культурными особенностями. Самыми частыми симптомами по шкале SAVE-9 оказались страх заразить близких, заразиться самому, а также беспокойство о своем самочувствии, что соответствует результатам, полученным в Корее [19]. В связи с этим основные меры поддержки МР должны быть направлены на обеспечение безопасности здоровья МР, а также их близких.
Важным результатом было выявление у 2,4% участников опроса суицидальных мыслей, что диктует необходимость дополнительной оценки риска суицида у МР в период пандемии, включая использование более специфичных шкал.
Наиболее значимыми факторами риска развития психопатологической симптоматики в нашем исследовании оказались женский пол, более молодой возраст, должность врача, работа за пределами Москвы и Санкт-Петербурга, длительная работа (более 6 мес) и отсутствие вакцинации. Большинство крупных исследований из других стран также установило большую распространенность депрессии, тревоги и стресса у женщин и более молодых сотрудников [29], а также у МР, живущих за пределами крупных городов [30]. Вместе с тем в этих исследованиях средний и младший медицинский персонал были больше подвержены стрессу, тревоге и депрессии [29], в то время как в нашей работе, напротив, должность врача ассоциировалась с более выраженной симптоматикой. Этот результат может быть обусловлен высокой ответственностью и более широким кругом обязанностей, возложенных на врачей во время работы в «красной зоне».
Работа более 6 мес также была связана с большей частотой тревоги, депрессии и эмоционального истощения, что коррелирует с более высокими показателями шкалы GAD-7 в октябре по сравнению с маем. Полученные данные прежде всего свидетельствуют о том, что с течением времени не происходит адаптации МР к экстремальным условиям работы, а психопатологическая симптоматика может усиливаться и приводить к развитию более серьезных психических нарушений. В связи с этим значимость психологической помощи длительно работающему в «красной зоне» медицинскому персоналу только возрастает.
Наличие прививки против COVID-19 ожидаемо было связано с меньшим уровнем тревоги, депрессии и воспринимаемого стресса. Поскольку опрос был проведен в октябре 2020 г., лишь 2,1% участников были вакцинированы.
Наше исследование имело некоторые ограничения. Во-первых, на достоверность результатов исследования могло повлиять отсутствие очной беседы с участниками. Формат онлайн-опроса был выбран в связи с высокой опасностью распространения коронавирусной инфекции. Во-вторых, распространенность депрессии и выгорания во время первой волны не оценивалась, в связи с чем было невозможно сравнить ее с результатами, полученными в октябре. В-третьих, выборки несколько отличались в мае и октябре — во втором опросе участвовали значимо больше врачей и участники были старше.
Заключение
Полученные результаты свидетельствуют о высоком уровне стресса, тревоги и депрессии у МР, находящихся на передней линии борьбы с коронавирусной инфекцией, и подчеркивают важность разработки не только методик адекватной психологической и социальной поддержки наших коллег, но и профилактических мер, которые должны быть направлены на выявление и устранение потенциально модифицируемых факторов риска.
Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.