Перспективы привлечения государств к международной ответственности за распространение массовых заболеваний (на примере КНР и пандемии коронавируса).

Сазонова Кира Львовна кандидат юридических наук, кандидат политических наук доцент, кафедра государственно-правовых дисциплин, Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации 119606, Россия, г. Москва, пр. Вернадского, 84 Sazonova Kira L'vovna Docent, the department of State Legal Disciplines, Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration 119606, Russia, g. Moscow, pr. Vernadskogo, 84 kira_sazonova@mail.ru Другие публикации этого автора

Главным фактором, существенно изменившим мир в прошлом году, безусловно, стала пандемия коронавируса. Её влияние остро чувствуется в экономической, политической, социальной и многих других сферах. Правовая сфера не стала исключением – например, во многих государствах в национальном праве начали обсуждаться юридические особенности таких понятий, как «самоизоляция», «масочный режим» или «социальная дистанция». Пандемия COVID-19 смогла затронуть даже сферу международного публичного права, причем такую деликатную и сложную отрасль, как право международной ответственности.

Зарубежные издания по праву и политологии в последние год-полтора наводнили публикации, подробно изучающие юридические и политические аспекты реализации международной ответственности Китая. В значительной степени, эта тенденция возникла благодаря США, где многие высокопоставленные чиновники, включая 45-го президента Дональда Трампа, публично возложили ответственность за начало пандемии на КНР ^[17]. Более того, Трамп даже подписал указ о том, что США покидают Всемирную организацию здравоохранения из-за того, что она якобы поддерживала Китай ^[13], однако это решение было впоследствии отменено 46-м Президентом Байденом ^[3].

Помимо этого, в США уже предприняты конкретные шаги, связанные с привлечением Китая к ответственности. Был подан ряд исковых заявлений от физических и юридических лиц, а также от отдельных американских штатов, как против государства Китай в целом, так и против отдельных китайских политиков, коммунистической партии Китая, а также ряда юридических лиц из КНР.

В отечественной доктрине пока не рассматривалась даже гипотетическая возможность привлечения конкретного государства к международной ответственности за пандемию коронавируса. В то же время, анализ подобной возможности имеет существенное значение, поскольку очевидно, что COVID-19 стал тем фактором, который будет и дальше продолжать влиять на все сферы общественной жизни.

Текущая пандемия, очевидно, не станет последней в истории человечества. Вполне возможно, что вопросы, связанные с привлечением государств к ответственности за распространение эпидемий и массовых заболеваний, однажды станут новым направлением в праве международной ответственности, о чем автор настоящей статьи вместе с коллегами писал еще за несколько лет до возникновения глобальной угрозы в лице пандемии коронавируса ^[15].

Представляется необходимым проанализировать основания и перспективы реализации международной ответственности государств за неправомерные действия, связанные с распространением массовых заболеваний, а также рассмотреть конкретные юридические механизмы, которые могли бы быть использованы в данном случае.

1. Возможность привлечения государств к международной ответственности за распространение массовых заболеваний: теоретические аспекты

Большинство экспертов сходится во мнении, что «право международной ответственности не применялось во время предыдущих пандемий, и, следовательно, нет случаев, которые могли бы быть использованы как прецеденты в нынешней ситуации» ^[24].

До пандемии COVID-19, вопрос об ответственности государств за распространение заболеваний на международном уровне не рассматривался ни разу. Ни «испанский грипп», ни лихорадка Эбола, ни «птичий» или «свиной» грипп, ни ближневосточный респираторный синдром MERS не стали достаточным основанием для разработки вопросов ответственности государств на международном или же национальном уровнях.

Во всех важных международно-правовых документах, так или иначе, связанных с тематикой здравоохранения, в том числе, в Уставе Всемирной организации здравоохранения 1946 года, Всеобщей декларации прав человека 1948 года, Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах 1966 года, Международных медико-санитарных правилах 2005 года, а также других документах прослеживается связь между правом человека на здоровье и действиями государств в области противодействия заболеваниям. Тем не менее, «данная связь является абстрактной, недостаточно конкретной в своем изложении» ^{[9, c.213]}, что не позволяет призвать государства к международной ответственности в случае неправомерности их действий.

Как отмечает Д. Фидлер, эксперт американского Совета по международным отношениям, «ни в одном из договоров, касающихся международного распространения инфекционных заболеваний, начиная с девятнадцатого века, нет правил, требующих выплаты компенсации за ущерб в других странах, связанный с нарушениями договорных правил»^[27].

Важнейшим документом для анализа вопросов международной ответственности государств является Проект статей об ответственности государств за международно-противоправные деяния, принятый резолюцией 56/83 Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций в 2001 году (здесь и далее – ПСОГ). Следуя логике ex generalis, мы должны опираться на ПСОГ, согласно которому «каждое международно-противоправное деяние государства влечет за собой международную ответственность этого государства» (статья 1).

Согласно Проекту, международно-противоправные деяния государств делятся на два вида: на «серьезные нарушения обязательств, вытекающих из императивных норм общего международного права», (которые в доктрине чаще обозначают как «международные преступления государств»), а также на международные деликты. Очевидно, что тематика ответственности государства за распространение пандемий и массовых заболеваний существенно отличается от тематики ответственности государств за применение силы ^[11], связанной с совершением международных преступлений, таких как агрессия, геноцид, апартеид и т.д. Ключевым отличием между «международными преступлениями государств» и «деликтами» является наличие либо отсутствие умысла.

В случае с деликтами, имеет место следующая логика: если государства несут ответственность за разлив нефти или за утечку химических отходов по принципу «загрязнитель платит», то почему подобный формат ответственности невозможно реализовать в случае, когда эпидемия, начавшись в одной стране, распространилась на соседние государства, а затем и на весь мир, разросшись, в результате, до пандемии?

Статья 42 ПСОГ также допускает, что государство вправе призвать к ответственности другое государство, если оно нарушило обязательство, которое «носит такой характер, что радикальным образом меняет положение всех других государств, в отношении которых существует обязательство, в том, что касается дальнейшего исполнения этого обязательства». В целом, тот факт, что пандемия коронавируса радикально повлияла на все государства, а также стала причиной существенной рецессии мировой экономики, неоспорим.

Тем не менее, ПСОГ имеет рекомендательный характер и не может служить основанием привлечения к международной ответственности. Кроме того, эксперты отмечают, что «вспышка COVID-19 может приравниваться к событию, потенциально запускающему форс-мажор» ^[35], а форс-мажор, в свою очередь, является основанием, исключающим противоправность деяния по смыслу статьи 23 ПСОГ.

Еще одним важным документом в рассматриваемом контексте являются Международные медико-санитарные правила (здесь и далее - ММСП) 2005 г., распространяющие свои действия более чем на 196 государств. В ММСП главный акцент сделан на обязанность государства своевременно предупреждать о серьезных проблемах в области здравоохранения. Согласно статье 6 ММСП, каждое государство-участник должен уведомить ВОЗ с помощью самых эффективных имеющихся средств связи, в течение 24 часов после оценки медико-санитарной информации обо всех происходящих на его территории событиях, которые могут представлять собой, в соответствии со схемой принятия решения, чрезвычайную ситуацию в области общественного здравоохранения, имеющую международное значение».

Китай уведомил региональный офис ВОЗ о вспышке коронавируса 31 декабря 2019 г. В главную штаб-квартиру организации в Женеве информация поступила 3 января 2020 г. Таким образом, можно говорить об определенной задержке в оповещении, во всяком случае, о превышении оговоренного в ММСП двадцатичетырехчасового срока. Тем не менее, сами по себе Международные медико-санитарные правила, так же, как и ПСОГ, не являются документом жесткого регулирования. В статье 3 ММСП оговаривается, что «государства обладают, в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций и принципами международного права, суверенным правом издавать и осуществлять законы в соответствии со своей политикой в области здравоохранения». В одном из коллективных исков, поданных против Китая в США, также содержится ссылка на ММСП, однако претензии предъявляются не срокам оповещения, а к тому, что ответчики «участвовали в кампании лжи, дезинформации, сокрытия и уничтожения доказательств, которая привела к 99% инфекций, вызванных пандемией» ^[21].

Важно отметить, что, в данном случае, более значимым документом, чем ММСП, является Устав Всемирной организации здравоохранения. Именно он оговаривает, что нарушение сроков при оповещении других государств, может служить основанием для обращения в Международный суд ООН. Согласно статье 75, «любой вопрос или спор относительно толкования или применения настоящего Устава, который не разрешен путем переговоров или Ассамблеей здравоохранения, передается в Международный Суд в соответствии со Статутом этого Суда, если только заинтересованные стороны не придут к соглашению о разрешении спора другим способом» ^[18]. Тем не менее, Устав ВОЗ не содержит четких конкретных обязательств, за нарушение которых можно привлечь государство-нарушителя к рассмотрению дела в Международном суде ООН.

Исследователь из Национального университета Сингапура Ипшита Чатурведи указывает на то, что ключевой сложностью в реализации международной ответственности за пандемию является невозможность предъявления государству обвинений, основанных на конкретных нарушениях норм международного права ^[23]. В качестве основы международной ответственности, в данном случае, явно не подходит принцип «отсутствия вреда», в соответствии с которым государства должны обеспечивать, чтобы деятельность в пределах их юрисдикции не наносила значительного трансграничного ущерба. Данный принцип является краеугольным камнем международного экологического права, однако к другим аспектам международного права данный принцип применим в значительно меньшей степени. Обязательства erga omnes, по мнению г-жи Чатурведи, при рассмотрении ситуации с COVID-19 также не могут служить основой международных обязательств: «Можно с уверенностью сказать, что Китай не нарушил никаких обязательств erga omnes, поскольку обязанность заботиться о других нациях во время пандемий не является частью международного права»^[23].

Американский профессор Д. Фидлер предлагает терминологию «Вестфальская система всемирного здравоохранения», для того, чтобы обозначить исторический период, когда государства в вопросах медицины и здравоохранения руководствовались, прежде всего, принципом невмешательства, а данные вопросы относились к «делам, по существу входящим во внутреннюю компетенцию государства» ^[28]. Тем не менее, большинство экспертов сходятся во мнении, что «ММСП 2005 года не смогли в полной мере отойти от истоков Вестфальской системы здравоохранения» ^{[9, c.213]}. Таким образом, можно констатировать, что международное сообщество постепенно отходит от «горизонтального» регулирования вопросов, связанных со здравоохранением, но к «вертикальному» регулированию предстоит идти еще очень долго. По этой причине, никакого lex specialis, регулирующего вопросы распространения инфекционных заболеваний и борьбы с ними, в международном праве пока не существует.

Таким образом, ни один действующий международно-правовой документ не регламентирует процесс или даже саму возможность привлечения Китая к международной ответственности.

2. Попытки возложения ответственности за пандемию на Китай

Весной 2020 года, в правительстве Германии обсуждалась возможность привлечения КНР к международной ответственности, в частности, в формате компенсационных выплат. На парламентский запрос о позиции федерального правительства относительно возможного требования компенсации от Китая за экономический ущерб, причиненный пандемией коронавируса, немецкое правительство ответило, что «не может быть и речи о каких-либо исках о финансовой компенсации против Китая»^[36].

Совсем иначе обстоят дела в США, где, к настоящему моменту, уже подано значительное количество гражданских исков к Китаю: «Стремясь привлечь к ответственности Китай, некоторые обратились к одной из старейших и наиболее почитаемых американских традиций: судебному разбирательству» ^[31]. Возможность подачи подобных исков связана с особенностями американского законодательства. С одной стороны, государства и их органы не могут подвергаться судебному преследованию в США, в соответствии с Законом об иностранном суверенном иммунитете 1976 года (FSIA). Тем не менее, в данном законе есть ряд исключений, в частности, связанных с «неправомерным действием или бездействием» иностранного государства. Видимо, это и есть та юридическая «лазейка», которую надеются использовать американские истцы. Кроме того, закон о Правосудии против спонсоров терроризма (JASTA) 2016 года также позволяет делать определенные исключения для государств, обвиняемых в связях с террористами.

Дело «Альтерс и другие против Китайской Народной Республики» стало первым делом из череды «коронавирусных» исков в США в марте 2020 года ^[19]. Изначально, истец был один и адресовал свой иск непосредственно КНР, однако, по прошествии небольшого времени, к иску присоединились десятки тысяч физических и юридических лиц, а к числу ответчиков также были добавлены Коммунистическая партия Китая, Национальная комиссия по здравоохранению, Институт вирусологии Уханя, Китайская академия наук, а также ряд других органов. Основа обвинения по данному делу заключается в том, что Китай и его органы обвиняются в создании ситуации пандемии в результате должностных преступлений, халатности, неправомерных действий и/или бездействия.

Еще одно громкое дело, «Buzz Photo против Китайской Народной Республики», было инициировано адвокатом Ларри Клейманом, главой правозащитной организации Freedom Watch и компании Buzz Photos. Истцы по данному делу надеялись сыграть как раз на исключениях, связанных с террористической деятельностью государства, и поэтому делали упор на то, что COVID-19 был изобретен в военной лаборатории и представляет собой «террористическое оружие массового уничтожения». Истцы заявляли, что китайское правительство должно ответить за «бездушное и безрассудное безразличие, а также злонамеренные действия» ^[25]. На сайте организации Freedom Watch в качестве мотивации иска также было указано, что «китайцы - хорошие люди, но их правительство - нет, и его нужно заставить дорого платить».

В ноябре 2020 иск «Buzz Photo против Китайской Народной Республики» был рассмотрен в суде Далласа, штат Техас. Было отмечено, что ответчики последовательно отказывались принимать корреспонденцию по данному делу, которую им пытались вручить курьеры логистических служб, что, по мнению судьи, демонстрирует «неуважение к американской судебной системе в целом и к данному суду, в частности» ^[32]. В связи с подобным поведением ответчика, американские истцы попросили суд избрать другую меру воздействия на ответчика, в частности, обращение в Посольство Китая в Вашингтоне. Суд, однако, указал на суверенный иммунитет, как Китая, так и его структурных функциональных подразделений за рубежом, ссылаясь на закон FSIA о суверенных иммунитетах.

Что касается конкретных сумм возмещения, которые предъявляются американскими истцами Китаю, можно констатировать, что самая большая сумма фигурировала в деле «Buzz Photo против Китайской Народной Республики». Компенсация в двадцать триллионов долларов стала рекордной в истории судопроизводства. Однако далеко не все коллективные иски, поданные в США, содержат конкретные суммы возмещения. По некоторым делам, например «Аарон против Коммунистической партии Китая», истцы требуют возмещения ущерба в неопределенном размере ^[20]. В иске, поданном против Китая штатом Миссури, также не называется конкретная цифра, но говорится о «миллиардах и, возможно, десятках миллиардов долларов экономического ущерба, а также о существенном неэкономическом ущербе».

Активным лоббистом идеи возложения ответственности за пандемию именно на Китай является 45-й Президент США Дональд Трамп. Он не только многократно публично возлагал вину на КНР, но и называл COVID-19 «китайским вирусом» ^[26]. В июне 2021 года Трамп заявил, в Китай должен заплатить за причиненный ущерб: «Пришло время, чтобы США и весь мир потребовали репараций и ответственности от Коммунистической партии Китая. Нам нужно единогласно заявить, что Китай должен заплатить» ^[7]. Сумма, которую называет Трамп, составляет десять триллионов долларов, а общий ущерб, нанесенный американской экономике, он оценивает в шестнадцать триллионов долларов ^[14]. Эксперты отмечают, что «такой высокой компенсации никогда не присуждалось, поэтому кажется маловероятным, чтобы любой международный суд, арбитраж или международная комиссия по рассмотрению претензий, наложили бы такую компенсацию на государство» ^[24].

Наиболее реальной мерой осуществления механизма реализации международной ответственности Китая со стороны США мог бы стать арест китайских активов, а также различные формы санкционного принуждения. По крайней мере, Роберт О’Брайен, советник 45-го президента США по национальной безопасности, в ответе на вопрос о том, как привлечь Китай к международной ответственности за пандемию, ссылался как раз на то, что «у китайцев много активов по всему миру» ^[34].

Китай также попробовал отреагировать на обвинения ответными претензиями. Так, представитель МИД КНР Чжао Лицзянь заявил, что опасный вирус мог быть занесен солдатами американской армии, которые посещали провинцию Ухань в октябре 2019 года для участия во Всемирных военных играх ^[8]. Российский сенатор А.А. Климов, член Комитета Совета Федерации по международным делам, убежден «в потугах американской пропаганды в первые недели коронавирусного кризиса перевести стрелки ответственности на «авторитарный» и «коварный» Пекин, извлекая спекулятивную выгоду из финансово-экономического ослабления КНР» ^[1]. Ряд экспертов справедливо отмечает, что «риторика правительства Соединенных Штатов по поводу ответственности Китая, больше отражает ужесточение геополитической конкуренции, нежели реальные опасения по поводу нарушения права международной ответственности» ^[24].

Что любопытно, Китай является не единственной мишенью в попытках возложить на кого-то конкретного вину за пандемию. Так, в январе 2021 года трое судей Апелляционного уголовного суда провинций Чинча и Писко в Перу, вынося решение о продлении срока задержания подозреваемого в изнасиловании, в мотивировочной части решения указали, что коронавирус был сознательно создан «преступными мировыми элитами», куда входят Гейтс, Сорос, Рокфеллер и другие ^[39]. В отношении судей была начата служебная проверка, однако данный пример наглядно демонстрирует, насколько глубоко различные спекуляции и конспирологические теории о причинах пандемии укоренились в сознании некоторых людей, в том числе, официальных представителей судебной системы отдельных государств.

Тем не менее, наибольшее количество обвинений, на сегодняшний день, предъявляется именно КНР и ее руководству.

3. Ключевые правовые сложности реализации международной ответственности за пандемию коронавируса.

Во-первых, до сих пор нет единого понимания того, откуда вирус появился в провинции Ухань, и в какое конкретно время это произошло. Даже в июле 2021 года, почти полтора года спустя с момента начала пандемии, глава ЦРУ Уильям Бернс заявил о том, что у США нет окончательной ясности в вопросе происхождения коронавируса ^[6]. Это, однако, не мешает США открыто обвинять Китай и его правительство, хотя не был выявлен ни «нулевой пациент», ни реальные обстоятельства начала эпидемии. При этом, место первого обнаружения, очевидно, мало что говорит о происхождении вируса. Например, вирус H1N1, вызвавший пандемию гриппа в 2009 году, был впервые обнаружен в США, но это не значит, что он именно там возник. Недавнее решение ВОЗ обозначать штаммы коронавируса буквами греческого алфавита, чтобы не дискриминировать страны, где эти штаммы обнаружили впервые, также вписывается в общую политику политкорректности, которую пытается проводить ВОЗ в данном отношении. Тем не менее, терминология, отражающая название страны, все равно довольно популярна, отсюда «индийский», «британский», «бразильский», и прочие штаммы коронавируса, обсуждаемые в СМИ.

Сара Хиткот, доцент Австралийского Национального Университета, полагает, что единственным способом решения проблемы происхождения коронавируса могла бы стать международная комиссия по расследованию сбору фактов. По ее мнению, приоритет многосторонности перед односторонностью является логичной и законной попыткой решения данной проблемы: «Это будет инициатива, которая принесет пользу всем сторонам, восстановив определенность, стабильность и, следовательно, верховенство права» ^[30].

Во-вторых, в случае с пандемией коронавируса, крайне сложно доказать реальную возможность конкретного государства, в частности, Китая, остановить распространение опасного вируса за свои пределы, особенно в условиях глобализации. Рекомендации ВОЗ по закрытию границ, сделанные в начале 2020 года, не имели обязательной силы. Каждое государство самостоятельно принимало решения о закрытии границ и переносе значимых мероприятий.

Некоторые исследователи отмечают, что, если уместно говорить об ответственности Китая, также возможно рассматривать и вопросы ответственности других государств за свои действия во время пандемии ^[22]. Например, в самом начале пандемии не были отменены празднества Марди Гра на юге Нидерландов, что повлекло экспонентный рост заражений; ряд австрийских горнолыжные курорты игнорировали вспышки COVID-19, чтобы избежать ущерба для своей экономики; в Милане в феврале 2020 года проводилась Неделя высокой моды и т.д.

В-третьих, пока отсутствует консенсус относительно способа появления коронавируса в человеческой популяции. Две ключевых концепции сводятся к двум способам происхождения COVID-19: естественному или искусственному.

В первом случае, появление коронавируса является следствием мутации при передачи вируса от животного (в разное время, назывались панголины и летучие мыши) к человеку. Данный вариант крайне сложно проследить в виде временной и причинно-следственной цепочки, а поэтому, вероятность предъявления конкретному государству денежных претензий в данной ситуации сводится практически к нулю.

Во втором случае, речь может идти о санкционированной государством работе с опасными вирусами в лаборатории. В данной парадигме, также можно рассуждать о наличии и отсутствии умысла. В случае наличия умысла, можно говорить о нарушении Конвенции о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического (биологического) и токсинного оружия и об их уничтожении 1972 года. Китай присоединился к ней в 1984 году, однако ратификации пока не было. Тем не менее, подписание данного документа предполагает обязательство государства не разрабатывать и не производить биологическое оружие. Ключевым недостатком Конвенции 1972 года является отсутствие реального механизма контроля над государствами-участниками. Любопытно, что ряд экспертов и ученых особо заинтересовала версия о COVID-19 как о биологическом оружии ^[10], что, по мнению автора данной статьи, сомнительно, однако имеет определенную популярность даже в научной среде. Специалисты отмечают, что пандемияCOVID-19 «заставляет по-новому взглянуть на возможности применения биологического оружия и разработку сценариев биологической войны на каждом континенте, возможности разработки национальных программ биологической безопасности» ^{[16, c.119]}. Также, некоторые исследователи отмечают, насколько «эффективно использовать в террористических целях любой биологический патоген» ^[2].

В случае отсутствия умысла, можно говорить о преступной халатности, которая повлекла утечку вируса из лаборатории. Эксперты ВОЗ почти год решительно отметали данную версию, однако, в июне 2021 года, глава Всемирной организации здравоохранения Тедрос Гебрейесус на саммите «Большой семерки» заявил, что все же не исключает версию лабораторной утечки COVID-19 ^[5]. В данном контексте, в обсуждениях чаще всего фигурируют лаборатории Уханьского института вирусологии, некоторым из которых присвоена наивысшая, четвертая категория по международным стандартам биологической безопасности BSL. Данная категория означает, что в лаборатории осуществлялась работа с наиболее опасными вирусами и патогенами.

Правовой анализ ситуации существенно затрудняет негативный информационный фон, создаваемый массированными вбросами американских и британских СМИ о том, что КНР, якобы, засекретил данные о происхождении коронавируса, что также не способствуют пониманию объективной картины ^[12].Помимо западных СМИ, негативный фон также активно создавался официальными структурами США, которые с самого начала заняли обвинительную позицию относительно роли Китая в пандемии. Например, Министерство внутренней безопасности США неоднократно делало заявления о том, что власти Китая умышленно скрывали данные о появлении нового опасного вируса, при этом, якобы активно закупая медицинские маски и респираторы ^[4]. Никакой конкретной аналитики и цифр при этом не приводится, однако, в данном случае, резонанс получают сами обвинения, а не степень их обоснованности.

Например, Роберт О’Брайен, советник президента Трампа по национальной безопасности, уже делал беспрецедентные, с точки зрения политкорректности, заявления: «Это четвертая или пятая чума, которая вышла из Китая с 2000 года. У нас был птичий грипп, у нас была атипичная пневмония, у нас был грипп H1N1 и, независимо от того, исходят ли они из лабораторий, где допускают халатность; или же с их ужасных влажных рынков…Мы должны остановить экспорт этих вирусов из Китая» ^[34].

Юрист-международник из Китая С. Йи в статье для «Китайского журнала международного права», указал четыре причины, препятствующие возложению международной ответственности за пандемию на Китай ^[37]. Первая трудность будет заключаться в установлении факта «серьезного нарушения обязательств, вытекающих из императивных норм общего международного права» по смыслу статьи 12 ПСОГ. Вторая трудность – это установление конкретного нарушителя данных обязательств. Например, согласно статьям 6 и 7 ММСП, обязательство по уведомлению об опасном заболевании, возлагается на ВОЗ, а не на государство-участника организации. Третья трудность – это установление того, что совершенные нарушения не подпадают под обстоятельства, исключающие ответственность, зафиксированные в статье 23 Проекта статей об ответственности государств: «Например, в свете значительного числа бессимптомной передачи патогена, может ли пострадавшее государство предотвратить распространение вируса в другие государства? С учетом неожиданного характера эпидемии, можно ли говорить о форс-мажоре?». Четвертая трудность, по мнению китайского эксперта, заключается в установлении необходимой правовой причинно-следственной связи, в соответствии со статьей 34 ПСОГ, между причинением вреда и предполагаемым нарушением обязательств.

Как отмечают специалисты, «в свете фактической сложности пандемии COVID-19, а также множества первичных норм международного права, применимых к государствам, вполне вероятно, что будут возникать новые и интересные вопросы об ответственности государств» ^[38].

4. Выводы и перспективы

Таким образом, теоретически, международно-правовой алгоритм возможного привлечения государства к международной ответственности за пандемию коронавируса выглядит следующим образом:

1. Установление происхождения COVID-19 (естественное/искусственное) специалистами ВОЗ, включая определение точной локации происхождения заболевания.

2. В случае естественного происхождения вируса, возможно рассмотрение варианта ответственности Китая за нарушение регламента предоставления информации об опасном заболевании в ВОЗ. Нарушение Устава ВОЗ может, в теории, служить основанием для обращения в Международный Суд ООН, что, однако, маловероятно.

3. В случае искусственного происхождения вируса, возможно рассмотрение либо вопроса о расследовании преступной халатности конкретного института, либо куда более серьезного вопроса о создании конкретным государством биологического оружия и, соответственно, о нарушении Конвенции 1972 года о биологическом оружии.

4. Наиболее вероятным способом имплементации международной ответственности могли бы быть компенсационные платежи. Одним из возможных насильственных вариантов взимания подобных платежей могли бы стать санкции. Кроме того, если принять во внимание попытки США сделать экстерриториальным действие своего национального права в вопросе привлечения КНР к ответственности, можно констатировать, что американские санкции являются наиболее вероятным способом давления на государство с целью принуждения к выплате компенсации.

Необходимо отметить, что реальные перспективы привлечения государства к международной ответственности за пандемию COVID-19, будь то Китай или любое другое государство, крайне туманны. Современная стадия развития и кодификации права международной ответственности пока не позволяет предпринимать реальные шаги в данном направлении. Кроме того, очевидно, что трансформация «Вестфальской» системы управления в области мирового здравоохранения в некий универсальный синхронизированный организм произойдет еще очень и очень не скоро.